Летчик-космонавт Юрий Батурин: о полетах в космос, российском образовании и главном деле всей своей жизни

13 мая 2021 г.

Во время общего заседания РАН, посвященного 60-летию полета в космос Юрия Гагарина нашему корреспонденту удалось побеседовать с российским политиком, лётчиком-космонавтом и главным научным сотрудником Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова (ИИЕТ) РАН Юрием Михайловичем Батуриным о космосе, политическом прошлом, науке и технике.

Юрий Михайлович Батурин – главный научный сотрудник отдела методологических и междисциплинарных проблем развития науки и техники, член ученого совета и председатель диссертационного совета по техническим наукам Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова (ИИЕТ) РАН в Москве.

Действительный государственный советник I класса (1996 г.). Полковник запаса.

Герой Российской Федерации (2001 г.). Награжден орденом Мужества (1998 г.), медалью «За заслуги в освоении космоса» (2011 г.). Отмечен благодарностями президента РФ (1995, 1997 гг.).

Лауреат премии правительства РФ 2009 г. в области печатных средств массовой информации, а также премии Союза журналистов СССР (1990 г.).

Летчик-космонавт РФ (1998 г.).

– Какими основными качествами должен обладать человек, решивший стать космонавтом?

– Если человек решил стать космонавтом, то он должен обладать хорошим здоровьем. Во-вторых, он должен быть упорным. В-третьих, он должен понимать, что дальнейшая его жизнь будет подвергнута многим ограничениям, на которые он идет добровольно. В-четвертых, придется все время учиться и сдавать экзамены. Многие люди боятся учиться и сдавать экзамены и хотя бы из-за этого только не станут космонавтами. И такой перечень – это минимум.

– Какие ощущения Вы испытывали во время взлета, посадки? Какие перегрузки Вам приходилось испытать на себе?

– Есть три горба перегрузок. Примерно 4–5 g, три ступени ракетоносителя, выведение. И это всё достаточно хорошо переносится человеческим организмом. Значительно хуже с перегрузками на спуске. Если идет управляемый спуск с использованием аэродинамического качества, то перегрузки, конечно, будут поменьше. Но довольно часто случается баллистический спуск. Это штатный режим, хоть и резервный. И вот там перегрузки могут достигать 9–10 g. Вот когда Гагарин спускался, то у него перегрузки достигали 10 g и несколько секунд даже 12 g, при принятой тогда штатной перегрузке 9 g. Сейчас они чуть-чуть поменьше из-за особенностей спуска. Корабль сам крутит во все стороны и сам вектор перегрузки меняет свое положение и по ощущениям это не очень приятно.

– Вы же находились в состоянии невесомости? С чем сравнимо это ощущение? Вот говорят, например, что вы можете одним пальцем толкнуть груз в сотни килограмм, совсем даже не напрягаясь... Так ли это?

– Да, это так. Но масса-то, при этом, у груза все равно есть! И инерция, соответственно, тоже сохраняется. Толкнуть его можно пальцем, но этот груз, если он в человека попадет, то может его просто снести, т.к. веса у него нет, но масса-то осталась!

Но за это, к сожалению, приходится платить. В невесомости многие функции организма меняют свой режим. Нарушается обмен веществ, вымывается кальций из костей, а самое главное – начинают очень быстро атрофироваться мышцы. Причем все мышцы, не только на ногах. Мышцы сердца, например, и прочие. В этом есть серьезная опасность, и космонавтам приходится активно заниматься физкультурой и спортивными тренировками на борту, что тоже совсем не просто. Приходится и летать, и бежать одновременно.

– Но в космосе же вы этого не чувствуете? Только после приземления?

– Да, конечно, только на Земле.

– Вы участвовали в двух космических экспедициях. Скажите, что было самое сложное за время этих двух полетов? Как физически, так и психологически.

– Я участвовал во множестве экспериментов. Особенно во время первого полета. И первый эксперимент я начал проводить ещё в корабле. Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский, возглавлявший в то время НПО «Молния», создавал многоразовую космическую систему. Он не был уверен, что пилот, выйдя на орбиту, сразу же сможет работать и, оказавшись в условиях невесомости и всех ранее мною упомянутых адаптационных сложностей, сможет давать сразу целеуказания, управлять. По его заданию был подготовлен специальный эксперимент для меня, который я начал проводить сразу же, как только вышел на орбиту. Это был очень ответственный эксперимент. В течение трех часов я докладывал лично Лозину-Лозинскому и, мне кажется, я его убедил в том, что да, человек может работать сразу в таких условиях. Я показывал ему на компьютере результаты эксперимента, он мне задавал различные вопросы, мы беседовали.

Во втором полете была иная ситуация. Так как у меня не было проблем с адаптацией к полету во время первого полета, то мне наши медики из центра подготовки космонавтов предложили пропустить тренировки на невесомость. Я согласился и в итоге не проходил эти тренировки перед вторым полетом. Но чем ближе было к старту, тем больше меня это беспокоило. А вдруг я сейчас без тренировок... А вдруг мы взлетим, а вдруг меня начнет тошнить и т.д. ... Вот что беспокоило меня больше всего во втором полете. Но, когда мы вышли на орбиту, то я аккуратно повертел головой, подвигался и через 5 мин понял, что организм всё помнит. Ощущение было, что я всего неделю назад оттуда вернулся. И всё прошло хорошо.

– Сложно, наверное, предугадать, что будет со страной через год или через два, и тем более через 5–10 лет, но, тем не менее, каков Ваш взгляд на будущее российской космонавтики?

– Вы меня простите, но я не буду отвечать на этот вопрос... Отказ отвечать на этот вопрос - уже ответ.

– У Вас такая удивительная биография... Вы были заместителем президента РАН Владимира Фортова, помощником Бориса Ельцина, советником председателя Счетной палаты РФ Сергея Степашина, были директором ИИЕТ РАН, имеете множество наград. Оглядываясь назад, вспоминая свои достижения... Что вызывает у Вас наибольшую гордость? Может быть, существуют интересные страницы биографии, не известные широкой публике?

– Конечно, я могу сказать. Я горжусь тем, что я с двумя своими товарищами Михаилом Александровичем Федотовым и Владимиром Львовичем Энтиным в свое время написал закон о свободе печати и отменил цензуру. Его приняли практически без поправок ещё в 90-м году в СССР. А потом мы создали закон и для РФ, он действующий до сих пор и является самым старым действующий законом РФ. В космос слетали уже около 125 человек у нас. Но закон, который ликвидировал цензуру, просто не могли бы тогда написать. Только мы могли, т.к. не было специалистов. Поэтому я считаю это самым важным делом своей жизни.

– В своей статье «Цензура против гласности: От Ивана Грозного до 1917 г.» Вы писали: «У российского общества всегда жила потребность знать. Цензурный опыт России привел к отрицательным результатам: гласность можно зажать, но не искоренить». Как Вы считаете, сохранилось ли эта потребность у российского общества сегодня?

– Сегодня она, конечно, сохранилась, просто уже в других условиях и формах. Если раньше обществу надо было знать среди полного отсутствия информации, то сегодня обществу нужно знать среди всего того мусора, который выбрасывается в информационное поле постоянно в огромном количестве. Вот, понимаете, либо ничего, либо в такой среде. А потребность сохраняется, конечно.

При этом, я считаю, со стороны государства необходим не контроль, а скорее регулирование и в значительной степени саморегулирование. Потому что регулирование из какого-то отдельного центра в интернете невозможно. Саморегулирование развивается, конечно. Оно может не признаваться кем-то. Но и законы ведь тоже не все, к сожалению, признают.

– Какой совет Вы могли бы дать современным студентам, если говорить об образовании?

– Я преподаю в МГУ с 90-го года уже 31-ый год, а также и в других вузах. Я вижу студентов и вижу, как они меняются от поколения к поколению. Нынешнему поколению я могу дать только один совет. Учитесь думать. Думать! Не просто искать ответ в интернете, а думать. Вот это главное, что я хочу сказать студентам. Начинать нужно со школы, я считаю. Все реформы образования, которые у нас прошли, включая реформы высшего образования и т.д., на мой взгляд привели к тому, что студенты, к сожалению, забыли, как думать самостоятельно. Таков мой совет.

Беседовал Дмитрий Уваров

Печать