Париж прощается с идиллией

Что может быть прекраснее Парижа? Риторический вопрос. Все знают Эйфелеву башню, Лувр, Версаль. Каждый год миллионы туристов приезжают на них посмотреть. Роскошные архитектурные ансамбли, непостижимое чувство прекрасного, вызванное шедеврами, выставленными в парижских музеях, потрясает и вдохновляет наших современников. И оставаясь великим городом на протяжении сотен лет, Париж не забывает и о повседневных, маленьких радостях и удовольствиях, которые можно так остро почувствовать только здесь.

Радости начинаются с самого утра, когда вы просыпаетесь от пения птиц. Даже зимой.

Вокруг нашего дома находятся частные усадьбы с садами. Деревья тянут свои ветки к небу. А в густой кроне все лето живут птицы. Разные. И радостным, порой дружным, порой не дружным, хором встречают они восход солнца, приветствуют друг друга. Иногда ссорятся, иногда смеются. Все прошлое лето наблюдала я за гнездом диких голубей, что устроили свое гнездо на высокой акации как раз напротив нашего балкона. Было интересно наблюдать, как они сначала строили гнездо, потом выводили птенцов и учили их летать. И знаете, что я вам скажу: когда день начинается с пения птиц, то это будет славный день.

Вы попадаете в сладостный плен запаха свежеиспеченного хлеба. Ему невозможно противиться, и ваши ноги так и несут вас в открытые двери буланжерии.

Рано утром вы выходите из дома и погружаетесь в ароматные до головокружения запахи Парижа. Вы попадаете в сладостный плен запаха свежеиспеченного хлеба. Ему невозможно противиться и ваши ноги так и несут вас в открытые двери буланжерии. Этот запах — чувственный, роскошный. Уже внутри булочной к обонянию подключается зрение. Ах, эти затейники французы! В корзинах вдоль стены стоят рядами багеты из разных злаков, с семечками и орешками, с маслинами и кусочками копченостей. А пирожные на полках! С клубникой и малиной, взбитыми сливками и горячим шоколадом. На любой вкус, на любой каприз. Вы выбираете круассан. Так делают все туристы в Париже. А я выбираю шоссон о пом — слоеный пирожок с яблочным повидлом или пэн о шокола — нежнейшую булочку с кусочками шоколада.

Вы выходите из булочной и, как охотничья собака по следу, идете на запах свежесваренного кофе. Этот запах похож на шлейф восхитительного платья придворной красавицы былых эпох. Шлейф из шелка ласкает ваши ноздри и манит в брассери с высокой барной стойкой, вокруг которой уже уселись первые посетители. Они неспешно переговариваются, обсуждая местные новости. А перед ними на затейливой подставке лежат вареные яйца.

Вы идете дальше, мимо маленького цветочного магазина, и попадаете в другую гамму ароматов. Запах нежности и невинности — это запах свежих цветов. Розы, тюльпаны, орхидеи как графы и маркизы блистают изысканными формами и цветом. Но здесь же можно увидеть и обитателей попроще: анютины глазки, герани, петунии. Это — горожане царства цветов. А для любителей сельской простоты — зеленые травы и ароматические растения, которые и в суп добавить можно: петрушка, розмарин, мята. Каждому цветку достойное обрамление. И вот вы видите в глубине магазина цветную бумагу, ленты и кружева для оформления букетов. Трудно удержаться — и вот я купила маленький букетик ландышей.

На углу недалеко от дома открылся газетный киоск. Запах бумаги и типографской краски напоминает детство. Портфель с книжками и тетрадками, легкие шаги, стук каблуков.

Все эти утренние запахи пробуждают в душе радость, легкость, ожидание чуда и неизбежного счастья. Как будто и нет за плечами груза прожитых лет. Я взлетаю без лифта на верхний этаж.

Дома меня ждет семья и Чака — моя любимая собака. Я иду с ней гулять. Идем знакомым маршрутом. Встречаем знакомых собачников. Здороваемся и улыбаемся друг другу. У собак, как у людей, есть свои симпатии и антипатии. Вот два черных пуделя — они наши друзья. С ними надо обнюхаться, поиграть, попрыгать, повилять хвостиком. А вот белый бультерьер. Он альбинос. Поэтому глуховат и плохо видит. Чака боится больших собак и гавкает на бультерьера. А тот, не видя и не слыша нашего малыша, гордо шагает дальше.

Собираюсь на работу. К утренним ароматам добавляю несколько капель любимых духов и иду встречать туристов. Я работаю гидом и знакомлю наших соотечественников с самым прекрасным городом на свете.

И так идут день за днем. Неделя за неделей. Год за годом. Кажется, что так будет всегда.

Вечер пятницы наступал в приятном ожидании. Еще в начале недели в подъезде у лифта появилось рукописное обращение к жильцам дома от Эльзы и Лолы с 5-го этажа. Девушки приглашали в пятницу вечером к ним на аперо соседей. Объявление было приятной неожиданностью для всех. Жильцы нашего дома в 5 этажей и один подъезд, как среднестатистические французы, хоть и здоровались друг с другом в лифте по утрам и вечерам, но особенно дружны не были. И не потому, что между ними бывали какие-то ссоры или противоречия. Нет. Просто природная холодноватость имела место. И тут вдруг это приглашение для всех желающих! Было о чем поговорить всю неделю.

Мы с мужем тоже собрались пойти. Купили всякие мелкие закуски для аперо и в указанное время мы у Эльзы и Лолы. Уютная маленькая квартирка, миловидные молодые девушки-компаньонки, обе работают учительницами в разных школах. И мы — соседи — тоже разные: пара пенсионеров-старожилов дома, люди среднего возраста, вроде нас с мужем, и много молодежи. Пришли, конечно, не все жители подъезда. Но те, кто пришел, оказались людьми интересными, доброжелательными, веселыми. Все разговаривали друг с другом, как будто наверстывая годы bonjour — bonsoir у лифта. Вечер опускался на Париж, тихий теплый ноябрьский вечер, на небе зажигались звезды. От выпитого вина на душе стало тепло и спокойно. Говорили о кулинарии, о новинках музыки, о театре, о детях.

И тут началось.

Все были с телефонами — неотъемлемым атрибутом современной жизни. В паузах между разговорами каждый нет-нет да и заглянет в свой миникомпьютер. А там! Сначала пошла информация о беспорядках на Стад де Франс. А поскольку между болельщиками всегда что-то происходит, то особенно на это внимание никто не обратил. Потом просочилась информация о трех убитых. Все напряглись. Потом моему мужу позвонила его дочь из Израиля. Она в панике спрашивала, что случилось, т.к. у них в Израиле в новостях сказали уже о 18 убитых. И тут мы все рванули к телевизорам. У Лолы и Эльзы его не было. Поэтому все разошлись по своим квартирам. Вечеринка умерла . А на нас обрушилась жестокая правда о террористах, о десятках убитых и раненых, о заложниках в театре Батаклан. Новости шли в непрерывном режиме и с каждой минутой в бегущей строке снизу количество жертв росло.

В это время вернулась моя дочь Оля. Она вместе со своим парнем была в Париже, молодежь гуляла. В их компании был один молодой человек из Иностранного Легиона. У него была увольнительная. Но как только раздались первые взрывы и стрельба, ему пришла смс-ка на телефон — приказ срочно возвращаться в казарму. Понятно стало, что происходит что-то серьезное, поэтому Оля вернулась домой.

Дома мы просто приросли к телевизору. Стало страшно. Центр Парижа был перекрыт военными. Метро тоже закрыли. Поэтому муж отвез молодого человека моей дочери к нему домой на машине окружными путями. Мы его ждали и разговаривали с Олей о жизни и смерти, о случае и судьбе. Так прошла половина ночи.

Лил дождь, и ужасные новости лились со всех телевизионных каналов. Почему? За что? Кто виноват?

На следующий день природа скорбела вместе со всей страной. Небо будто задернули шторками, грязными и мрачными, как в провинциальном театре. Лил дождь, и ужасные новости лились со всех телевизионных каналов. Почему? За что? Кто виноват? Эти банальные, заезженные вопросы, отдающие уроками литературы в школе, вдруг стали снова свежими и актуальными. И хотя это были скорее риторические вопросы, хотелось все-таки получить на них конкретный ответ.

Было страшно выходить на улицу. Мы с Чакой шли по совершенно пустым улицам и дворам. Казалось, что весь город вымер или переселился на далекую планету, и на земле не осталось никого, кроме нас. И никаких запахов. Ничего!

Из новостей мы узнали, что было несколько терактов. Что пострадало много людей, тех, кто сидел на террасах кафе, и особенно тех, кто пошел на рок-концерт в театр Батаклан. Все теракты, за исключением взрывов возле Стад де Франс, произошли в 10 и 11 округах Парижа, самых густонаселенных, самых оживленных в вечернее время. Здесь много баров и дискотек, театров и клубов, куда приходит молодежь. Поэтому и пострадали в основном молодые и очень молодые люди.

По телевизору показывали очевидцев взрывов и выживших при обстреле людей. Как описать словами горе тех, кто потерял близких...

Весь день мы просидели на диване напротив телевизора.

А на следующий день было воскресенье. С самого утра светило солнце. Небо было синее-синее, прозрачное, почти хрустальное. И я решила, что больше сидеть на диване нельзя. Нельзя бояться всю жизнь. Нельзя все время осторожничать и прятаться по углам. Все, что угодно, может произойти в любой момент. Ты можешь годами не выходить по вечерам, оглядываться на улице , не посещать людные места, не радоваться, не смеяться. И что? Разве это жизнь?

Я поехала на метро на площадь Республики. Митинги были запрещены пока действует чрезвычайное положение. Но на площади Республики у монумента, где в январе месяце после убийства членов редакции сатирического журнала Charlie Hebdo проходили тысячные манифестации, вновь собирались люди. Кто-то приходил с цветами, кто-то со свечами. Было тихо. Но страха не было.

Я прошлась пешком по Маре, по набережным Сены, мимо Нотр-Дам и Лувра. Везде были люди. Их было не так много, как обычно бывает в выходные дни. Но они были. Вышли семьями, с детьми и стариками. Слышался смех и на площади перед мэрией Парижа уличный артист выдувал из пены огромные мыльные пузыри. Они улетали высоко в голубое небо и исчезали там над шпилями Отель-де-Виль.

Как же я люблю вас, парижане! Вы сможете все перенести и остаться жизнерадостными, легкими людьми.

Как же я люблю вас, парижане! Вы сможете все перенести и остаться жизнерадостными, легкими людьми. Вы продолжаете жить и тем самым показываете всему миру пример мужества. Не того сурового мужества, что живет на поле сражения. А того тихого внутреннего мужества, что прячется до поры в глубине сердец и выходит на люди только в такие страшные времена. Я верю в вас, парижане! Вы все сможете и все еще будет. Страх не сломил вас!

Прошло уже 10 дней с той трагической пятницы 13 ноября. Мы знаем, что погибло 129 человек, а более 300 ранены и находятся в больницах. В тяжелом, порой критическом положении. С первых дней тысячи парижан отправились туда сдавать кровь. И я горжусь, что моя дочь и ее друг были в их числе. Полдня они стояли в очереди среди таких же желающих поделиться своей кровью с жертвами терактов. Это все были совсем молодые люди, способные к сопереживанию и самопожертвованию.

Потом была акция в интернете: приходи в кафе, не бойся. Люди приходили вечерами в кафе и рестораны, садились на террасах, общались. Фотографировались и выкладывали эти фото в социальных сетях. А ведь именно на террасах погибло много людей во время обстрелов кафе террористами. "Мы не боимся", — говорили парижане.

А еще за эти десять дней почти в два раза выросли продажи билетов в парижские театры.

Мы не боимся!

И вот прошло 3 месяца. Что изменилось? Патриотический подъем потерся, поутих. Разобщенность между людьми выросла.

Волны беженцев из мусульманских стран накрывают Европу.

За это время произошло нападение на мою дочь пьяного мигранта с ножом. К счастью, она была не одна, и для нападавшего день закончился в полицейском участке. А потом его выпустили. Ну не убил же никого. Вот, когда убьет, тогда и поговорим... Выделяющиеся из толпы люди теперь кажутся опасными и враждебными. Остался страх находиться в людных местах. Напряжение в обществе растет. Трудно контролировать свои эмоции. В трамвае закрываю глаза и изображаю спящую, чтобы никого не видеть и ни о чем не думать.

А еще растет жалость к этой прекрасной стране, к Франции, которую я полюбила всем своим сердцем. Эту глыбу культуры, традиций, искусства. Из великой страны она превращается в страну великих архитектурных достопримечательностей.

Ирина Александровна Иванова-Гарзи

Печать