Ленинград, Механобр, 1968

23-е января — всегда дорогой день в году. Ровно 48 лет назад, в 1968 году, я впервые пришел в Механобр уже как штатный сотрудник, только-только, за месяц до этого, получив диплом инженера. Так что, если посчитать сюда еще и мои студенческие приходы, то к концу этого года набегут все 50 лет. При том, что Механобру в этом году исполняется ровно 100.

Для тех, кто мало знает о Механобре: это сокращенное название Всесоюзного ордена Трудового Красного Знамени научно-исследовательского и проектного института механической обработки полезных ископаемых. Именно два слова — "механическая обработка" — с первых дней, когда в 1916-ом году маленькая лаборатория 3-х профессоров Горного института была зарегистрирована как частная фирма, и дали стране Механобр. По сути, это название стало синонимом тогда же появившейся, точнее, обособившейся в системе горных направлений самостоятельной инженерной деятельности, науки и специальности — обогащения полезных ископаемых. Ответственное дело, венчающее труды геологов, геофизиков, геохимиков, всех, кто открыл, разведал, описал месторождение, горняков, научившихся его разрабатывать... И теперь мы, обогатители, в конце этой технологической цепочки должны с максимальной полнотой и комплексностью извлечь из горной массы те минералы, ради которых, собственно, все это и затевалось.

Много чего за 100 лет происходило с Механобром — в 1920-ом году институт был национализирован, стал государственным; через 73 года, наоборот, был реорганизован в акционерное общество, незадолго до этого превратившись из "Всесоюзного" во "Всероссийский", но сумел сохраниться, выжить, сохранить имущество, лаборатории, людей, главное при этом, научные школы. Здесь работало много людей, которых знали не только в стране, но и в мире — есть желание еще о них рассказать, позднее.

За год до окончания вуза меня привели к Константину Александровичу Рундквисту, главному конструктору отрасли, идеологу создания обогатительных машин; это был человек, который со своим братом Василием придумал многое, на чем наши горно-обогатительные комбинаты работают по сей день, им мы обязаны тем, что на фабриках почти не появилось импорта; наоборот, мы и в советские годы, и сейчас поставляем некоторые виды оборудования за рубеж. Это Рундквисты, два брата, оба лауреаты Государственных премий СССР, один из них — отец Дмитрия Васильевича Рундквиста, нынешнего нашего академика-геолога, а второй — его дядя. Вскоре я узнал и самого будущего академика, в доме у Константина Александровича, у дяди; молодой 40-летний доктор наук и уже заместитель директора крупнейшего института ВСЕГЕИ пожал мне до хруста руку и произнес: "Дима, будем знакомы!" Дмитрия Васильевича уже тогда хорошо знали в геологии как крупнейшего специалиста по минералогии и металлогении. Потом он возглавил академический институт геологии и геохронологии докембрия, где и был избран в Академию наук; отсюда переехал в Москву и стал на несколько лет академиком-секретарем отделения наук о Земле, которое тогда называлось иначе, более подробно — геология, геофизика, геохимия, горные науки.

Наша встреча состоялась в момент переезда дяди Кости, уже пожилого и не очень здорового, на другую квартиру пониже этажом и в другом районе, — надо было помочь перевезти вещи. Сразу после короткого знакомства Дмитрий Васильевич в одиночку подхватил в охапку огромный трёхстворчатый шкаф, и шкаф то ли поплыл вниз по лестнице, то ли как-то сам перешагивал со ступеньки на ступеньку, но это было невероятно и напоминало автономные перемещения Мойдодыра у Корнея Чуковского. В несколько минут многоуважаемый шкаф уже оказался у грузчиков в машине, они приняли его не без натуги втроем, с тревогой поглядывая на человека, который был Дима. С тех пор я его так и воспринимаю, он и сегодня такой. Вот, зайдите в музей Вернадского, посмотрите на него, пожмите руку!

Помню свой первый рабочий день поминутно, так, как будто это было вчера. Морозно, −19°С в Ленинграде. Проходную нужно пересечь в самом худшем случае в 9:15, и ни секундой позднее — работник отдела кадров отбирает пропуска и далее следует административное возмездие.

Получил рабочее место, поближе познакомился с народом. Лаборатория небольшая, но очень влиятельная и в самом институте, и в отрасли. Именно сюда меня и направил после первой беседы, как теперь говорят, интервью, Константин Рундквист. Шеф — Великий Ученый, доктор, профессор, которому не было тогда еще и 40-ка лет. К счастью, жив, со мной, ходит и сегодня на работу. Каждая встреча с ним все эти годы — радость и редкое удовольствие. Через 10-15 лет совместной работы, общих докладов, публикаций из шефа превратился в очень близкого и дорогого старшего друга.

В этот первый день примерно в 13-00 он зашел в комнату, где я почти испуганно, забившись в свой новый уголок присматривался к новой окружающей жизни, в пальто, готовый к выходу на улицу и делая вид, что удивлен: "А Вы чего здесь делаете? Знаете мудрость — семь бед, один обед? Давайте-ка, следуйте этому правилу". И все! Пошло-поехало....

Была всякая работа, но всегда это было в удовольствие — и сложное дифференциальное уравнение, описывающее колебательные процессы в нелинейных системах, и настройка одной из первых в СССР аналоговых ЭВМ "Элка" — именно на ней мы и моделировали все те же системы. Занимала, кстати со всеми своими блоками комнату в метров 20 квадратных, а умела... меньше, чем то, что сегодня в ладони. Самое-самое начало! Энергопотребление у этой машины было поразительное, она так грела помещение, что было счастьем работать на ней в самые крутые зимние морозы, — в комнате сразу становилось комфортно. Но кто тогда вообще поднимал вопрос об энергоэффективности?

Описание и осмысление новых эффектов, попытки, большей частью удачные, использовать их в технологиях. Но в Механобре не принято было на этом останавливаться, —не создавалось ни имя, ни репутация. Подсмотрел у природы, увидел, придумал, описал, рассчитал, построил технологию и к ней машины? Теперь, будь добр, на предприятие — вот когда все это у тебя заработает, пойдет, что называется, когда тебя узнают и полюбят эксплуатационники, вот тогда и мы будем знать, что у нас есть специалист.

Месяцами потом, то Кольское Заполярье, то Норильск, далее Кривой Рог, Алтай, Алмалык и Навои в Узбекистане, Якуталмаз (теперь Алроса) в Якутии, Азербайджанские горные предприятия. Через 10 лет открылась для меня и заграница, сначала несколько изнурительных, но счастливых лет в Монголии (это Эрдэнэт), наверно, не меньше 10-ти полетов туда, потом строили в Болгарии, Польше, далее — везде.

Можно сказать, что вся жизнь — только Механобр, и ничего больше, но он открыл мне весь мир!

А тогда, уже вечером после работы проехал автобусом номер 7 от ставшего для меня навсегда родным Большого проспекта Васильевского острова до Гостиного, в культовом тогда, но исчезнувшем теперь кафе "Север" встретился с двумя девочками, которые были друг другу родственницами, и мы очень мило и тихо отметили этот день, когда еще совершенно ничего не было известно об удаче или все же неудаче моего первого трудоустройства. Это уже не скоро стало понятно, что навсегда!

В "Севере", если была в кармане трешка, то можно было съесть "Аппетитные блинчики с мясом", кругленькие такие, три штуки на порцию, да еще и с чашкой бульона, и десерт в виде небольших профитролек — воздушных пустышек в шоколадном соусе, которые приносили в вазочках на ножке, таких же точно, как для мороженого. И еще по бокалу шампанского! Трешка как раз и была! На троих — в самый раз! Как теперь обозначили бы — бюджетно!

И ненавязчиво звучала музыка от небольшого ансамбля, который расположился на микросцене у гигантского изображения льдин и белых медведей, видимо, в Арктике, как и положено в кафе с таким названием. С ансамблем пел довольно известный тогда в центре Ленинграда парень, который около 40-ка минут отдавал нам, а потом надевал пальто — морозная зима, все-таки, и перебегал в неподалеку расположенный на Садовой улице кинотеатр "Молодежный", где уже ждали собравшиеся перед сеансом зрители, и его коллеги из другого ансамбля. Вы же помните времена, когда в кинотеатрах перед вечерними сеансами, минут за 30 начиналось небольшое музыкальное представление?

Певца этого, кажется, звали Эдик и после начала сеанса в кино он опять бегом возвращался к нам, в "Север".

Вот, собственно, и день прошел. А следом... еще почти полвека!

Леонид Абрамович Вайсберг
член-корреспондент РАН
Февраль 2016 г.

Метки: Механобр, ВСЕГЕИ, Кафе Север, Вайсберг, Рундквист

Печать E-mail

• Назад
• Вперед